Мы сели кружком в гостиной у Мэрилин, и ее гости начали делиться со мной своими историями. Большинство из них было из семей, где страдали алкоголизмом. Когда я жил вместе с Касом и Камиллой, я уже уяснил из их рассказов, что при коммунистическом режиме у людей была на него болезненная ответная реакция такого рода. Когда гости начали делиться своими историями, я не хотел, чтобы они чувствовали себя неуютно при мне.
Они могли подумать, что это все устроили только ради меня потому, что я знаменит и всемирно известен. Возможно, они также думали, что у меня нет с ними ничего общего – пока я не начал рассказывать свою историю. У нас было нечто общее – это истории нашей жизни. Пройдя в течение многих лет через разные исправительные учреждения и психотерапевтические группы, я уже привык делиться своей историей, поэтому выложить ее для них мне не составило труда. Я рассказал им о насилии, с которым мне пришлось столкнуться в детстве, и о проблемах с моей матерью, и о том, как меня все время запугивали и издевались надо мной. После этого все они почувствовали себя более непринужденно.
Со мной сидела женщина, чей отец был офицером российской армии. Их дом взорвали террористы, когда она была еще ребенком, и ее отец погиб, пытаясь спасти ее. В результате взрыва она получила тяжелые ожоги, ее руки теперь просто обрубки, а все тело в шрамах. Она стала деканом кафедры консультативной психологии Московского городского психолого-педагогического университета.
– Вот я – сама психолог, но никто никогда не помог мне разобраться с моей собственной болью, со всей моей душевной болью, с потерей моего отца. У меня такое чувство, словно я всю жизнь ждала Мэрилин, чтобы она пришла и помогла мне, научила меня, как справиться с этой болью, – сказала она.
Рассказывая о себе, она начала плакать, и, пока она говорила, я соскользнул со своего места, сел на пол у ее ног и взял в свои руки то, что осталось от ее рук. Когда она закончила, я остался сидеть на полу.
Все мы, находившиеся в этой комнате, очень сблизились друг с другом. Предполагалось, что наша встреча продлится два часа, на самом деле она растянулась на шесть часов. Когда мы уходили, ко мне подошла одна из гостей.
– Мы думаем, что вам следовало бы быть либо политиком, либо священником, – сказала она. – Вы могли бы баллотироваться на пост президента России и победить.
Но я знал, что в России для меня нет места. В России даже нет такого слова, как «гармоническое сочетание». В России нет равновесия, пропорциональности, баланса. В России есть только крайности. Вот почему я там так хорошо вписываюсь. Это место просто идеально подходит для меня и моих духов-искусителей. Мне нравилось бывать в России. Я мог совершенно безнаказанно делать все, что хотел.
|